Сомневающихся я люблю больше, чем утверждающих.
Поэтому я люблю сумасшедшую Ольку Деми, которая, в отличие от тех, кто без сомнений утверждает сомнительное, сомневается, утверждая то, что сомнению не подлежит.
На первом заседании её литературного клуба, он называется «Сапоги», почему – она объясняла, но я не поняла или поняла, но забыла; вообще важно не это, а то, что я читала первая.
Это был полный провал, но всё-таки исторический факт остаётся историческим фактом: на первом заседании литературного клуба «Сапоги» я читала первая.
Теперь, когда прошло второе заседание, я знаю – я люблю заседания Олькиного литературного клуба.
Они немногочисленные, но есть возможность подружиться и даже вдруг решиться читать у тех, кто думал, что на это никогда не решится.
– Может быть, Наташа почитает?
И Наташа вдруг говорит:
– Да! Я почитаю!
И выходит, и читает. Один текст, потом второй...
Нет никакой жёсткой программы. Нет никаких рамок.
Нет никакой вообще критики. Тебя просто слушают. Никто не хочет делать тебя лучше даже для твоего собственного блага.
Олькины встречи – почти семейные. Я люблю их за это.
Можно встать, идти мыть посуду, откашляться.
Олька – как веник. Простая. И как веник – из большого количества веточек сложенная, сложная.
Наблюдая, что на встречу пришло только десять человек, она ноет:
– Господи, может, похерить всё это?!
Я говорю ей:
– Олька, не пи*ди!
Я люблю её за то, что она ничего не строит из себя.
Я за это её просто обожаю.
Поэтому я люблю сумасшедшую Ольку Деми, которая, в отличие от тех, кто без сомнений утверждает сомнительное, сомневается, утверждая то, что сомнению не подлежит.
На первом заседании её литературного клуба, он называется «Сапоги», почему – она объясняла, но я не поняла или поняла, но забыла; вообще важно не это, а то, что я читала первая.
Это был полный провал, но всё-таки исторический факт остаётся историческим фактом: на первом заседании литературного клуба «Сапоги» я читала первая.
Теперь, когда прошло второе заседание, я знаю – я люблю заседания Олькиного литературного клуба.
Они немногочисленные, но есть возможность подружиться и даже вдруг решиться читать у тех, кто думал, что на это никогда не решится.
– Может быть, Наташа почитает?
И Наташа вдруг говорит:
– Да! Я почитаю!
И выходит, и читает. Один текст, потом второй...
Нет никакой жёсткой программы. Нет никаких рамок.
Нет никакой вообще критики. Тебя просто слушают. Никто не хочет делать тебя лучше даже для твоего собственного блага.
Олькины встречи – почти семейные. Я люблю их за это.
Можно встать, идти мыть посуду, откашляться.
Олька – как веник. Простая. И как веник – из большого количества веточек сложенная, сложная.
Наблюдая, что на встречу пришло только десять человек, она ноет:
– Господи, может, похерить всё это?!
Я говорю ей:
– Олька, не пи*ди!
Я люблю её за то, что она ничего не строит из себя.
Я за это её просто обожаю.